...И вновь невинный разговор о судьбах научной фантастики в России вызвал яростную дискуссию с переходом на личности. Вновь под обстрелом оказались Глеб Гусаков ![[info]](https://p-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif){kind=small}
gleb_gusakov и Игорь Минаков m_inackov, которые не в первый раз (вот ведь настырные!) вызывают огонь на себя, но снова отчаиваются, не в силах достучаться до оппонентов.
А по сути — из-за чего весь сыр-бор? Всего лишь из-за того, что Гусаков и Минаков последовательно отстаивают тезис, что фантастика (особенно научная) должна оцениваться не только по «общелитературным критериям» (обычно в ходе сетевых дискуссий выясняется, что каждый участник понимает это расхожее словосочетание по-своему), но и по критериям, выработанным внутри фантастического цеха. Простой критерий — новизна фантдопущения — вызывает обычно такую ненависть, что сразу становится ясно: а ведь попали-то в яблочко, задели за живое.
И уже настоящим миротворцем выглядит зашедший на огонек филолог-виртуал, который с высоты своего гуманитарного образования (он, представьте, знает, что жанр — это не детектив или там фантастика, а роман-повесть-рассказ-поэма) журит «маленьких пушистых друзей» из фэндома за незнание основ, за изобретение лишних сущностей, за желание жить в гетто вдалеке от магистрального русла мировой литературы и так далее. Филолог этот абсолютно уверен, что мы тоже стремимся влиться в нестройные ряды тех, кого признают писателями критики из толстых литературных журналов, но поскольку образования соответствующего не имеем, то движемся к цели сложным извилистым путем.
Перед тем как в очередной раз попытаться разъяснить стократ оболганную позицию сторонников возрождения НФ по поводу литературного процесса в современной РФ, я хотел бы предостеречь любителей навешивать ярлыки от попыток загнать меня в некое виртуальное литературное гетто — поезд, ребята, ушел. Олег Дивов
divov тут писал, что у него подкоп под забором из гетто в Боллитру, так вот для меня забора давно не существует. Возможно, мои тиражи покажутся смешными брендовому фантасту или детективщику, но они значительно превосходят тиражи большинства «реалистов» моего возраста, а уж по уровню цитируемости я дам сто очков вперед любому из товарищей по фантцеху. Вряд ли кто-нибудь из вас, друзья (кроме, пожалуй, БНС), может похвастаться десятком книг других авторов, от начала до конца написанных на основе ваших материалов. Вряд ли кто-нибудь из вас, друзья, может похвастаться тем, что вас регулярно цитируют политики, экономисты, историки, ученые, критики из толстых литературных журналов. Посему я могу смотреть на процесс спокойно, для меня заборов и подкопов под ними не существует и даже дилеммы такой не стоит — подкапываться или нет. Мне вообще кажется, что разговоры о подкопах выдают скрытые комплексы. Впрочем, о комплексах мы, наверное, отдельно поговорим.Итак, возвращаясь к нашим баранам, следует прежде всего зафиксировать следующее: фантастика — это современная художественная литература, отличающаяся от реалистической литературы наличием фантастического допущения. Вроде бы, банально, но почему-то каждый раз вызывает споры. Наверное, потому, что и фантастическое допущение каждый понимает по-своему. Например, в сказке ведь есть фантдопущение? Есть. Почему же сказка — не фантастика? А потому, друзья, она не фантастика, что как раз сказка-то и не обязана подчиняться «общелитературным» законам: в сказке нет психологизма, персонажи зачастую не имеют биографий и выполняют четко предписанную функцию. Сказка — это не художественная литература в любом случае. Как, скажем, и анекдот. Посему фантастика отличается от сказки тем, что помещает фантдопущение в мир, который близок в той или иной степени известному нам, который населен персонажами, имеющими минимальную индивидуальность. И следует помнить, что понятие фантдопущения возникло во многом благодаря обособлению научной фантастики внутри литературы — мистическая проза, очень популярная в годы рождения НФ, так и не сумела выделиться в формально обособленное творческое направление.
Фантдопущение имело свою эволюцию — сегодня мы имеем целое дерево из фантдопущений, которые однажды уже пытались описать в рамках Регистра фантастических идей. Знакомство с этим деревом обязательно для любого, приходящего в цех, поэтому так часто фантастами и издателями фантастики становятся именно любители фантастики. А гости, приходящие периодически из Боллитры и до наглости самоуверенные, часто садятся в лужу и вызывают понимающие смешки и ухмылки, поскольку просто не подозревают о существовании этого дерева и переоткрывают не велосипед даже, а колесо.
Но что-то случилось на изломе эпох. Четвертая волна нашей фантастики так увлеклась своим прорывом в Боллитру (а было к чему рваться, ведь «реализм» до 1990-х имел и журналы, и издательства, и конференции, и литучебу, и премии, и кинематограф, а фантастов дальше кабака в Домписе не пускали), что прошляпила момент смены читательских приоритетов. Самое неприятное, что и по сей день идет война с мертвецами под лозунгом: «Вернем фантастику в литературу». Но почему-то никто не задается вопросом: а зачем? Кому от этого станет лучше жить? Фантастам? Литераторам? Читателям?..
Критический реализм, который является основным методом русскоязычной литературы, всем хорош, но и он имеет ограничения в способности описывать реальность. Информации, людей и мнений к началу 21 века стало так много, что описание даже множества деревьев не дает критическим реалистам описание леса. Поэтому многие из них и потянулись гостями в фантастику, поскольку именно фантдопущения позволяют сводить множества к коэффициенту или переменной, выявляя за бытовухой глобальные тенденции. Выгодно на фоне гостей выглядят именно те из Боллитры, кто внимательно изучал особенности фантметода, историю фантастики, а потому не вызывают смеха даже у самых искушенных фэнов. Да и можно ли назвать Быкова, Галину, Пелевина гостями? Или в «гости» их записали именно те, кто любит возводить заборы и назначать гетто? А не жирно ли будет? Для начала хоть одну относительно новую фантидею придумайте!
Всё это, как мне кажется, прекрасно понимают и те из коллег, кто обрушивается гневно на Гусакова с Минаковым. Они чувствуют, что, загоняя пинками фантастов в Боллитру, фактически изменяют любимому жанру, благодаря которому собственно и состоялись как писатели-критики-издатели. Но совесть не обманешь — она напомнит о себе в самый неподходящий момент. А самое обидное — никто ведь в Боллитре не оценит усилия, своими не признают, а всё лучшее отберут, записав в «игровую прозу».
Почему именно твердая научная фантастика вызывает самые яростные споры? А потому что она, как и сто лет назад, одна и способна генерировать новые фантдопущения. Космоопера с фэнтези выработали ресурс, альтернативка и антиутопия, похоже, тоже. И вот тут перед любым ищущим автором встает выбор: он может продолжать «нести херню в массы», повторяя раз за разом уже затасканные фантидеи и фантдопущения, но при этом всё более оттачивая личное мастерство и утверждая, что таким образом «возвращается» в литературу, — ИЛИ он может приступить к изучению того, как меняется мир, и, полагаясь на здравый смысл и личный опыт, заняться тем, чем занималась фантастика (прежде всего научная) на протяжении всего своего существования — генерированием новых фантидей, введением новых фантдопущений, конструированием новых фантмиров и изобретением новых фантситуаций.
И если у НФ-автора действительно есть что-то за душой, кроме примитивной рефлексии, уверяю вас, вы простите ему многое, чего не прощаете никогда авторам Боллитры. Ведь прощаете же Жюлю Верну «Из пушки на Луну», Уэллсу — «Машину времени», Кларку — «Раму», а Лему — «Непобедимого». Потому что иногда замысел столь велик, а открывающиеся перспективы столь широки, что о скрупулезном следовании «общелитературным» законам уже и не думаешь. А ведь, между прочим, любые законы в творчестве существуют еще и для того, чтобы их периодически нарушать. И революции в культуре делают не те, кто куда-то там «возвращается», а те, кто смотрит вперед и дальше...
С уважением,
Антон Первушин
Journal information